Утро первого льда началось с разведки обстановки. Тычу пешней вначале у берега, а затем за полосой зелёной ещё травы. Так… Дальше идти опасно, а щучьи жерличные места находятся метрах в пятидесяти от берега, по крайней мере, первые передовые позиции. Там проходит рыбья тропа, хотя классическая бровка находится ближе к берегу, где есть граница с трёх на шесть-семь метров глубины. Но это искусственная граница, связанная с работой земснаряда. А щуки охотятся и двигаются под водой к местам охоты по старым «дорогам» и «тропам», проложенным ещё до образования водохранилища. Но до них мне не добраться или добраться, но рискуя немолодой уже шкуркой, почему-то всё равно дорогой мне и близкой. Наверное, потому что своя… Лёд терпит, но трещит и прогибается. Бегать к жерлицам по такому льду будет некомфортно, если вдруг выстрелит флажок.
Ладно, там видно будет, а пока мне нужны живцы, не заготовил по открытой воде мелких карасиков, как бывало раньше. Поэтому надо быстро найти и надёргать какой-нибудь мелочи, лучше плотвичек.
Насаживаю на крючок мелкой серебряной мормышки полукольцо мотыля и подсаживаю к нему чернобыльника – крошечную бело-жёлтую личинку, живущую в стеблях полыни. Весь вечер лущил стебли, отыскивая этих нежных личинок, вытекающих при неосторожном сжатии и повреждении кожицы. Теперь они должны быть приманкой для плотвы. Точно… Кивок дрогнул и приподнялся! Классическая поклёвка плотвы-сорожки. Но на крючке завис небольшой окунёк, точно изобразивший сорожкину поклёвку. Ладно, убираю его в кан, может быть, пригодится на безрыбье. Так и вышло, пригодился… Клевали только окуньки, несмотря на то, что на крючке мормышки был насажен чернобыльник – любимая закуска сорожки. Причина того, что у берега не было «белой» рыбы, выяснилась, когда я поставил вдоль береговой линии несколько лёгких жерлиц. Одна из жерлиц «сыграла» почти сразу же, и почти сразу же закрутилась и катушка жерлицы, бойко, без остановок. Но здесь брали щурята весом до килограмма. Они, видимо, и разогнали плотву. Такой щуки мне не надо, особенно на первом льду, пусть и на городском водоёме.
Вглядываюсь в туманную утреннюю дымку, лежащую на льду и, кажется, вижу зигзагообразную трещину, уходящую от берега в сторону глубины, а потом снова загибающую к берегу. Точно, трещина… А на трещине, насколько мне помнится, всегда есть дополнительный слой льда, образующийся от выдавленной наверх воды. Это как на ледовых переправах, где специально намывают слой льда для усиления трассы.
Иду вдоль берега до трещины, а затем выхожу на лёд по линии, раскалывающей ледовое плато на две части. Лёд здесь уже не трещит и явно толще. Так и продвигаюсь до самой глубины, где можно поставить жерлицы уже на щучьем месте. Ловил когда-то уже здесь.
Вскоре по линии трещины было выставлено девять жерлиц, правда, на окуньков, но я уже замечал, что в первые дни становления льда щука хорошо брала и на окуньков. Потом уже, на так называемом втором льду, хищница начинала капризничать и лучше брать на сорожку.
Ага, вот и первая хватка на новом месте!.. Флажок победно вскинулся на крайней жерлице и затрепетал на утреннем ветерке. Бегу к снасти строго по трещине и вижу издалека вращение катушки. Когда я подбежал, вся леска была уже размотана с катушки, а сама жерлица качалась из стороны в сторону от сильных рывков щуки. Подсекаю на всякий случай и начинаю вываживать рыбину. Не крупная щука, судя по рывкам, но резвая ещё по-осеннему. Приходится даже стравливать леску сквозь пальцы, отпуская рыбу «погулять» вдали от засвеченной лунки. Уж больно сильно и настойчиво рвётся она на леске, желтея брюхом сквозь прозрачный лёд и снова уходя в глубину. Видимо, эта прозрачность льда также пугала хищника, хорошо видевшего меня и мои движения.
Вскоре рядом с жерлицей и алым флажком била хвостом пойманная щука на пару кило весом, кося злым взглядом в мою сторону. Укус-с-сила бы, дай волю! – говорил этот взгляд. Она бы и сожрала, будь крупнее раз в пять-десять. Нет более яростного и стремительного хищника, чем щука.
Тут же, прямо на трещине, пробурил я лунку в стороне от жерлиц и стал тягать… плотву-сорогу, о которой мечтал и для которой собирал настойчиво в ледяных сумерках вечера стебли чернобыльника-полыни. Здесь она, оказывается, ждала меня. На глубине пяти метров, на границе с восьмиметровой ямой.
Александр Токарев
