Пир во время чумы

Славные были времена для рыболовов, не виноватых, конечно, в том, что из Волги сделали озеро, а потом и болото…

Были когда-то времена, имя которым – пир во время чумы. Волжская вода, подпертая плотиной Чебоксарской ГЭС, хлынула жадно на луговые раздолья, пришла в заброшенные выселки-деревеньки, покрыла кладбища с рассохшимися крестами, забурлила в березняках, и остановилась лишь под крутоярами, ставшими теперь волжскими берегами. Удивительным образом жители окрестных деревень и посёлков, которым раньше до волжских берегов приходилось добираться на автотранспорте, мотоциклах, а кому и на лошадях, теперь стали волжанами, хотя и относительно. Волжское русло всё равно осталось на прежнем месте со стрежневым потоком и судовым ходом. Но зато у них появилась возможность спуститься с высокого крутояра, где находилась теперь их деревенька, открыть замок металлического ящика, достать мотор, подвесить на какую-нибудь обшарпанную «Казанку», а потом добираться по воде, хоть до Волги, хоть под берегом ближнего острова «мочковать» сети. А рыба тогда шла в сети дуром, поскольку с этой жадной водой, сочно лижущей новые берега, столь же жадно вышла на бывшие луга всякая рыба. Здесь было много корма для белотелой сороги, желтоглазого язя, уклейки-верхоплавки а значит – для любого хищника, который не избегает мелководья. И тогда никого не удивляли лежащие у лунок килограммовые сороги и окуни, восьми-десятикилограммовые щуки. Случалось, и пудовая сядет на тройник жерлицы. Местные же рыболовы не имели такой возможности баловаться различными удочками и жерлицами. У них было слишком много работы по хозяйству. И те, кто не имел мотора и дюралюминиевой лодки, попросту садились в какую-нибудь дощатую плоскодонку, выходили на ней буквально до первого поворота острова, где и ставили сети на самом мелководье. И без рыбы никогда домой не возвращались. Это ближнее мелководье они называли «болотом», но ловилась здесь крупная и разная рыба, вплоть до сомов. Славные были времена для рыболовов, не виноватых, конечно, в том, что из Волги сделали озеро, а потом и болото…

Выпало и нам с Андреем побывать на этом «пиру». Поскольку мы с товарищем в этих местах раньше не бывали, то оснащены были, как и подобает речным и прудовым рыбакам-«малявочникам». Тонюсенькие лески, насколько тогда позволяло Клинское производство, бур-коловорот на 100, багорик из проволочки, мормышки-глазки.

Суровая волжская рыба разгромила наши снасти в один миг. И к следующей рыбалке мы подготовились уже основательно. По крайней мере, нам так казалось. Но мы вышли к месту уже азартно-уверенные в своих силах. А местом была кромка затопленного леса, за которой начинались глубины до десяти метров.

Солнце еще мутнело за березняками и дубами, вмерзшими в лед. Заспанно-хрипло каркало воронье на лесных полянах, и шуршал снег под нашими «химчулками». Наконец мы на месте.

– Бурим? – оглядывается Андрей.

– Давай.

Глубина – шесть метров. И течение есть, хоть и не сильное. Для мормышек с горошину вполне сносно, хоть иногда и поднимает со дна. Насадка обычная – мотыль.

Мормышка с мочкой развевающихся мотылей юркает в лунку, но до дна не успевает дойти. Словно наткнулась на что-то. И это «что-то» вдруг тяжело пригнуло удильник. Есть! Подтягиваю упругую тяжесть, но сдаю обратно, ее, толчками вырывающую леску. Еще раз – кверху, мучительно, с гримасой на лице и холодеющей душой где-то в животе…

– Ты чего там? – поднимается с ящика Андрей.

– Багор, багор, Андрюха!

Шуршит снег под ногами товарища. И он плюхается уже рядом.

– Чего там?

– Поднять не могу. Все, пошла, вроде. Сейчас возьмем…

Но рыба встала в лунке, тупо и враспор. Ни туда, ни сюда. Сую руку в лунку и нащупываю внизу только кончик скользкого и холодного рыла.

– Багром давай!

Но из лунки мы выдернули только голову громадного леща…

В этот день мы обезглавили несколько таких рыбин, потом разругались, разматерились, плюнули, выпили и уехали домой.

С тех пор всегда и на любую рыбалку волокли мы на себе тяжелые буры на 180, высверливающие во льду этакие скважины. Высверлив по два десятка подобных «лунок», падали на лед и жадно пили воду прямо из лунки, а от наших голов парило, как в бане. Но мы твердо знали, что теперь не уйдет от нас ни заговоренный лещ на два с полтиной, ни щука на двенадцать кило, пуд… Аминь.

Александр Токарев