Сын Димка потребовал в этот раз самостоятельного лова, без посредников в установке жерлиц, подсечке и вываживании рыбины, если будет хватка. И мы оставили его одного.
Начинаю выставлять жерлицы на новом месте метров за двести от острова и тяну их к противоположному длинному острову. Пашка уже сидит у лунки и время то времени поддергивает кверху удильник. Видно, что на крючке трепыхается мелкий окунек-горбунок. И так – раз за разом… Их, окуньков, тут, видимо, тьма-тьмущая. Надо будет насадить несколько штук на жерлицы. В таких местах щука иногда предпочитает рыбку, которой преимущественно больше окрест. А Пашка тянет, между тем очередного окушка с ладонь…
– Слабину не давай, уйдет! – провоцирую товарища.
Тот что-то бурчит и увлеченно тягает мелочь. Все, теперь его с этого места не согнать. Он любитель посидеть у лунки, лишь бы что-нибудь ловилось, хоть и мелочь. Я же долго так не могу усидеть: потом хочется чего-то искать, бурить, менять приманки, блеснить, дразнить на мормышку, поглядывая время от времени на жерлицы. Оглянулся и сейчас, хотя и половины снастей не выставил. Сзади алел флажок третьей от острова жерлицы… Снега немного и снасти рядом, поэтому не бегу. Подо льдом всего два метра с лишком, как бы не испугалась, зубастая, торопливых тяжелых шагов… Издалека видно, что катушка жерлицы медленно вращается, время от времени останавливаясь, и снова неторопливо раскручиваясь. Но едва я сделал несколько шагов, как вдруг она закрутилась теперь уже стремительно и без остановок. Услышала… Теперь надо быстро… Подбежав к снасти, вижу, что катушка уже пуста, и леска елозит о край лунки. Пора!.. Несильно подсекаю и вываживаю без багра щучку за килограмм.
– С почином! – машет товарищ. – На новый год есть жареха!
– Мелка больно, костлявая! Сейчас обратно отпущу, – дурачусь.
– Я тебе отпущу! – не понимает юмора товарищ, только недавно занявшийся рыбалкой, и бежит ко мне. А тут вскидывается флажок еще одной жерлицы… Рядом совсем, по той же почти линии, что и уловистая жерлица, давшая первую щуку. Вот и тропинка щучья! Да и время щучьего волжского выхода совпало – ровно одиннадцать утра…
– Паша! – кричу. – Вынимай заливное! Вон, крутит уже! Бегом!..
Хочу дать шанс товарищу самому обрыбиться, подержать на леске упористую тяжесть огненноглазой щуки водохранилища… Прописать, что ли, Пашку, говоря солдатским дедовским жаргоном, или приписать-приобщить к нашему святому и не тайному братству, в отличие от скрытного цеха масонов…
– Да я же не умею! – пугается тот.
– Все когда-то не умели. Давай-давай! – я великодушен до самолюбования собой. К тому же и щука конечно же мелочь. Крупнее здесь быть не должно. Чего ж руки зря морозить?.. (Мне теперь стыдно…)
Между тем, жерлица вдруг закачалась. И на ней не осталось ни витка лески.
– Паша! – кричу, уже не шутя. – Бегом, упустишь!..
А товарищ и так весь вытянулся, словно борзая на гону. Уши его шапки развевались на ветру, действительно, как у молодой торопливой собаки. Он подбежал к жерлице и, как-то дико осклабясь, дернул за леску. Тут же охнув, он стал неистово вытягивать из лунки что-то неподатливое и сопротивляющееся упрямо. «Палец, видимо, порезал о леску», – отметил я про себя машинально и подбежал к Пашке. А у лунки происходило что-то незаурядное: товарищ, налившись малиновым неистовством, приседал ко льду и вновь поднимался, падал на колено, опускал руку под лед за уходящей стремительно леской… Я даже не успевал чего-то посоветовать разошедшемуся не на шутку товарищу. Да он и не слушал меня… Но когда он попытался вытащить рыбину рукой подо льдом, пришлось его оттолкнуть и подбагривать щуку самому. Вскоре на льду забилась матерая щучища с алыми плавниками и белым брюхом, в контраст темно-золотой спине. Она тяжело ворочалась на снегу и зло следила за танцующим у лунки приятелем пронзительно-желтыми глазами.
Завечерело. Упали первые хлопья тяжелого снега. Пришел ветер и зашуршал легкой поземой вдоль проток. Сквозь синюю дымку проглянули теплые огоньки дальних деревень, откуда послышался лай собак и пахнуло дымком-жильем. Пора и нам на ночлег.
Подойдя к Димкиной сидке, я увидел умело натянутый навес из полиэтилена, темную фигуру под ним и улыбающуюся румяную рожицу под лихо сдвинутой шапкой.
– Ну, что, пап, видишь? – Димка повел рукой и указал на рядок плотненьких щучек, чуть присыпанных снегом. – А ты говорил…
– Говорил-говорил… Молодец! Как раз к новогоднему столу!..
И сын расплылся в хорошей своей улыбке.
Александр Токарев
