… В свете грозовых вспышек, словно выходец инферно, на нас лупоглазо глянул из подсачека ощетинившийся судачище килограмма на четыре…
Часа два хлестали мы блеснами тихую гладь водохранилища у Дубовой, но все было напрасно – щука не брала. То ли оттого, что вода высветлилась до ручьевой чистоты, и блесны в ней горели жарким огнем, а может быть, по причине появления по ночам полной луны рыба отвергала наши обманки. Словом, рыболов всегда найдет достойное объяснение своей неудаче. И тут Николай, с которым мы познакомились на берегу, достал вдруг из-под лодочной скамейки капроновый кан. В нем плескалась вода.
– Кружки есть? – спросил он, открывая посудину.
Я отрицательно мотнул головой и заглянул в кан. Там плавали мелкие рыбешки.
– Карасики, – пояснил Николай. – Перед рыбалкой сынишка надергал в луже у дома в деревне. На всякий случай брал с собой. Сейчас, может, и пригодятся.
Три кружка из восьми мне выделил Николай, а я, чтобы уж иметь пяток снастей, обломил с торчащего из воды дерева здоровенный сук, обстругал его и, располовинив на два ровных бревнышка, вырезал желобки для лески. Такие кружки-бревнышки мне уже приходилось делать. Выручали они меня и на озерах, и на Волге. Снасть простая: намотаешь на бревно леску с тройником и грузилом, насадишь рыбку, и пускай по воде.
Кружки я предложил поставить на воложке, где глубина достигала десяти метров. Зимой здесь по свалам в глубину обычно выставлялись «щукари».
Снасти пускаем недалеко от края воложки на трехметровой глубине. Дальше к берегу тянутся бывшие заливные луга. Сейчас над ними полтора-два метра воды.
Закат уже алел над дальним березняком, стоящим в воде. С Волги изредка доносилось гудение моторки и снова все замирало. Тихо было в этот вечер. Как-то нереальна была эта тишина недалеко от большого селения, где сейчас не лаяли собаки, не стучали топоры, молчали петухи и коровы. Без единого огонька нахохлились в стороне черные избы. Зона затопления – этому название.
Ветра почти не было, и наши кружки двигались, увлекаемые слабым течением. Красные их «шляпы» в вечернем свете на воде казались черными, не отличаясь от моих бревнышек по цвету. Но что это? Засветилось белое пятнышко в кружках Николая. Спешно плывем туда и видим быструю раскрутку перевернутого кружка. Когда запас лески кончился, он вдруг накренился на один бок и быстро пошел в сторону ямы. Поймав беглеца, Николай выволок на леске небольшую щуку, взяв ее без подсачека, «за шиворот».
– Первая, – улыбнулся он. – Вторая твоя будет.
Но опять загорелся белизной его кружок, и такая же щучка запрыгала в лодке.
Дождавшись, когда Николай наживит перевернутые кружки, направляю лодку к своим снастям и переставляю их на шестиметровую глубину.
Закат быстро гас. На его алую полосу наползали тяжелые дождевые тучи. Становилось душно, и мы начали собираться. Торопясь, сматываем кружки. Одно мое поленце оказалось без лески. Натянутая, она круто уходила в воду. Взявшись за неё, чувствую мертвый зацеп. Коряга… В темноте я так и не видел вращения моего хитрого кружка. Подплывая к другому поленцу, мы вдруг услышали всплеск. Бревнышко, поднявшись одним концом, быстро закрутилось вокруг себя. Это видно по оставленным на нем коротким сучкам, которые ножом просто не удалось срезать заподлицо. Словно живое, бревнышко забилось на воде и неожиданно поплыло под лодку.
– Лови, Николай! – тянусь рукой под борт, но хитрый «кружок» уже скрылся, скребанул по обшивке лодки и показался с другой стороны. Николай, выловив его, торопливо сунул мне леску.
– На, упускай сам, чтоб потом…
Он не договорил, но я его понял. Обидней бывает, когда твоя потенциальная добыча уходит из чужих рук. Тогда кажется, что сам бы ты точно поймал.
Удивившись неожиданной тяжести, выбираю леску. Рыбина ходила у дна, упорно не желая подниматься наверх. Сообразив, что леска захлестнулась за корягу, перехожу с кормы на нос и пытаюсь сдернуть снасть. Пошло!
– Оп-оп, так-так! – колдует Николай в густые усы, сурово сдвинув брови и готовя подсачек. Плеснуло под лодкой, и на черной воде забелело здоровенное брюхо. Одновременно над нами вспыхнуло и чуть позднее треснуло небо. В свете грозовых вспышек, словно выходец инферно, на нас лупоглазо глянул из подсачека ощетинившийся судачище килограмма на четыре.
Обратно мы плыли под хлесткими струями грозы.
Александр Токарев
