Морозно. Градусов пятнадцать с утра. Под высоким берегом, на склонах которого раскинулась маленькая деревенька, сидит человек тридцать непосед, кому морозное утро на льду дороже уютного кресла у телевизора. Елозят буры во льду, сверкают улыбки под заиндевелыми усами, кто-то уже греется, увесисто толкая соседа в плечо. Тот отвечает тем же. Не клюет…
Не клюет и у меня, и поэтому я, уже устав искать эту неуловимую сопу-белоглазку, сижу в палатке и гоняю чаи. Мурлычет приемник, в палатке, прогретой солнцем, тепло и как-то по кухонному уютно.
Затрясся кивок одной из удочек и я, выронив крышку от термоса с горячим чаем, тянусь подсекать. Тьфу ты!.. Не стоило и суетиться: ерш, загнув паскудно свой хвост, словно солдат навытяжку, отдающий честь, смотрит на меня выпученными глазищами. Вот она… волжская рыба, на крючке… А дедок местный рассказывал, что раньше до ГЭС не делал он за зиму больше одной лунки. Как пробьет по перволедью майну, так всю зиму и ловит из нее леща, синца, судака, окуня, а поближе к весне – и толстобрюхого язя. Были времена…
Между тем перевалило за полдень. Перемещаюсь ближе к берегу скорее из упрямства и желания хоть что-то делать. Сажусь капитально, дав зарок больше не бегать, не суетиться понапрасну. Ставлю донку, а в соседнюю лунку опускаю тяжелую «уралку» с мочкой такого алого на солнце мотыля, что только диву даешься, чего еще надо рыбе?.. Выше мормышки – поводок и тоже с мормышкой, но из белого полистирола. Подглядел, грешен, у одного удачливого рыболова.
Наладив снасти, ежась, лезу в палатку. Уж больно лютует морозец в сочетании с ветерком, тянущим вдоль Волги. В палатке сразу создается микроклимат, и снова уютно в моем маленьком жилище.
Тук-тук!.. Сторожки-кивки на обеих удочках аж звякнули от резких одновременных поклевок, и я, не зная за какую снасть хвататься, подсекаю сразу обеими руками и, бросив одну удочку, вываживаю тяжелую рыбину на другой. Сознание попутно фиксирует, что при подсечке левой рукой также ощущалась тяжесть. Дело случая, может, и не сойдет рыбина, все же подсечена. Та, которую вываживаю, идет спокойно, хотя чувствуется, что не мелочь. Плавные упругие толчки рыбы напоминают, что исход борьбы еще не ясен, несмотря на то, что на катушках удочек у меня японская 0, 175. У лунки сопа подняла такую возню, что боясь перерезать леску о кромку лунки, отпускаю рыбину «погулять». Со второго захода сопа оказывается на льду. Хороша!.. Не лещ, конечно: более прогонистая, более плоская, лупоглазая, но красивая рыба. Одно слово – бель!..
Бросив ее в ящик и отодвинув леску, кольцами лежащую на льду, хватаюсь за левую удочку. Тут я дал маху!.. Снасть надо было смотать. Пока я вываживал сопу, кольца лески превратились в дремучую «бороду». Вынув рыбу чуть меньше первой, забрасываю «бороду» вместе с удочкой в ящик и продолжаю ловить одной удочкой. Да и бесполезно было бы ловить двумя – поклевки следовали одна за другой. (Впоследствии я не раз убеждался, насколько непостоянен и непредсказуем клев сопы. Можно было просидеть полдня без единой поклевки, а потом за час обрыбиться, словно за целый день. И наоборот).
Рыба шла мерная – в полторы рукавицы и более. Много было неверных поклевок. Затрясется кивок, как в лихорадке, а подсечешь – пусто. Хотя берет, по всей видимости, крупная рыба. Мелочь не попадалась.
Время уже близилось к четырем часам дня, скоро отъезд, но ящик наполнялся буквально на глазах. Азарт, свежий воздух, прозрачные дали залитой солнцем Волги – вот они нехитрые радости, от которых душа делается добрее и чище.
Иду по тропе. На душе легко, а в ящике, сухо шлепая хвостами, переваливается сопа. И не такая уж она хитрая, просто рыба имеет свои привычки, несколько отличные от привычек, посягающих на нее рыболовов. Осталось подремать часок в машине, а дома – сразу в горячайшую ванну и в постель. Утром, после рыбалки, в теле еще некоторая вялость, но зато потом чувствуешь прилив сил. Говоря банально: вот что значит отдохнуть!.. Хотя иногда после многокилометрового «отдыха» по снежной целине ноги не держат. Но все равно – да здравствуют трескучие морозы! Они только горячат кровь, не дают ей превратиться в вялую нейтральную водичку. И пусть шипит метель-старуха, к утру она подавится снегом и ляжет на город тишина. Вновь загудят рыбацкие автобусы и машины, зачернеют на пустынных улицах фигуры неуемных рыболовов. Чудо повторится…
Александр Токарев
