… Обратно мы шли через день, сгибаясь под тяжестью сырых рюкзаков.
Сегодня мы ждём ход плотвы на речке Рутке. Когда мы, преодолевая затопленные низины и ручьи, пришли сюда, на Бусный яр, все места были заняты. Весь берег был в рыболовах. Но никто не ловил. Рыбаки жили здесь впустую уже неделю, но хода сороги так и не было. Чтобы можно было забрасывать удочки, нам пришлось вырубать в береговом ивняке прогалы. Но как оказалось зря. Вскоре все рыболовы уехали и плёс опустел. И как по заказу начались первые, пока неуверенные поклёвки. А там и заклевало уже более активно.
Когда солнце закатилось за лесок, мы подняли садки и убедились, что вечер все же прошел не зря. Килограмма четыре сорожки было на двоих.
– Слушай! – осеняет Володя. – А мужики-то уехали, когда только-только рыба пошла!
– Что-то вроде этого, – соглашаюсь я, чувствуя одновременно и радость, что мы-то попали на тот ход, и жалость что ли к уехавшим рыболовам, всю неделю ждавшим рыбу. Но тут приходит другая мысль.
– Ты погоди радоваться. Может, не пошла она еще. Сорога-то мелкая. Так, вроде первые гонцы. Завтра опять остановится, и жди еще неделю.
– Сплюнь! – пугается Володя.
Ночью – костер, долгие разговоры, бездонное и звездное небо, бледная темноглазая Луна, поджавшая губы и замершая над кронами сосен. Спали плохо. Все думалось: как там?.. как завтра?.. Задремали к утру, но спать некогда. Едва забрезжило, идем к снастям.
На реке – туман. Он ползет по черной стремительной воде и уходит в сонные горельники. На хрустящем под ногами песке – иней. Птицы еще спят, лишь слышно, как журчит ледяная вода, закручиваясь в водовороты. Пронзительно пахнет снеговой свежестью, талой водой и горечью жухлых трав.
Удочки мы, уходя ночевать, оставили настороженными, чего обычно не делаем: мало ли, вдруг топляк нанесет? Топляк не топляк, но травы, видимо, накрутило. И у меня и у Володи удилища согнулись под течением и толчками колеблются над водой. Осторожно, чтобы не сломать вершинку, пытаюсь достать снасть, но она подается с трудом, а затем вдруг леска забилась по живому. Э-э, да на крючке рыбина! И не чета вчерашним сорожкам! Эта будет граммов на триста. У Володи – тоже всплески, междометия с запятыми и в довесок – неплохая рыбина. Пошло… Раз за разом вершинки «телескопов» встряхивались от резких ударов, брякал колокольчик, иногда удилище шло в сторону от длинной потяжки, а затем, словно опомнившись, сдавало обратно и начинало подрагивать под настойчивыми толчками. Это брала крупная сорога. Она выходила в изумлении на поверхность, ложилась сонно на струю, мерцая боком цвета старого серебра, и вдруг взрывалась брызгами и отчаянными прыжками. Литое ее тело дробило речные струи на множество сверкающих осколков-брызг. Удилище стонало и гнулось. Но рыба уже в подсачеке, запеленутая, но сильная, в руке не удержать. Эта граммов за шестьсот потянет, если не больше. Она беззвучно открывает толстогубый рот и ворочает в недоумении золотым с красным пятнышком глазом.
В предвосхищении солнца восток налился мягким светом. Река замерла. И вот алый краешек несмело глянул из-за тальника, высветил верхушку сосны, отчего она сразу стала цветной и теплой. В кустах ударил, защелкал сильно и сочно восторженный соловей, и, словно по его команде, глянул птичий хор. Туман побледнел и растаял в утренней дымке.
Клев продолжался, но у Володи шла теперь сорожка не тяжелее двухсот граммов, как он ни старался, перезабрасывая снасти в разные места. Подсовывал он крючки и поближе к моим, но результат был тот же. А у меня среди череды ровной сорожки нет-нет, да и возьмет рыбина за полкило. Наконец Володя не выдержал.
– Шаманишь, что ли? – хмуро поинтересовался.
– Мухомора накурюсь, еще и камлать начну… Может, отошла она от берега, а у тебя «телескоп» короче метра на полтора. Подумай…
Володя хлопает себя по лбу и минут пять сидит, молча, чего-то соображая. Потом он уходит в лесок, и там слышны удары топора. Смотрю, волочит за собой два еловых хлыста. А-а, понятно, «надставыши» готовит походные. Обстругал товарищ жердины, отвинтил в комлях заглушки и вставил туда еловые палки. Получилось… Теперь его удилища ничуть не короче моих. Пошла и у Володи рыбалка. Полутора метров хватило ему, чтобы нащупать, наконец, «тропу» крупной сороги. И хорошо. Не будет теперь зависти, неизбежной в подобных случаях. Теперь, то он, то я время от времени выводим по крупной рыбине, вроде бы и не в первый раз, а все равно – в нервном ознобе и восхищении перед этим слитком живого серебра.
Обратно мы шли через день, сгибаясь под тяжестью сырых рюкзаков. Но под ногами было сухо. Мне ни разу не пришлось надевать свой Л-1, а Володе – поднимать болотники. Очевидно, за эти дни вода стремительно ушла. Ясно и то, что именно на этом спаде воды был ход рыбы, и она уже поднялась выше по течению. Сколько бы рыболовов мы ни встречали на обратном пути, все они отвечали почти одинаково и уныло: «Поклевки за утро не видал…».
Александр Токарев
