Вечером мы готовим ночлег на берегу протоки. Для этого раскапываем до земли громадный сугроб, наметенный со стороны Волги. Получившуюся вытянутую ямину закладываем поперек сухими березовыми обрубками. Под них, под березки, закатываем пару бревен-плавунов, Получается что-то вроде нар, окруженных снеговыми стенами. С другой стороны ямины, напротив нар, складываем костер-нодью из трех сухих бревен. Это на ночь. Но вначале разводим рядом хлипкий туристский костерок из тонких ольховых и липовых стволов. У таких костерков обычно щелкают зубами дилетанты рыбачки студёными ночами. Но мы лишь готовим, прогреваем место для серьезного костра и варим заодно двойную уху из окуней, ершей и сорожки. Котелок подвешиваем без всяких рогатин, просто на жердину, воткнутую в стены нашего логова. Вначале ложимся на нары и отворачиваемся от едкого дыма, ползущего вдоль стен и никак не желающего уходить. С образованием углей и жара костер перестал дымить и ровно загудел. Дым, словно в трубу, потянуло вверх. Едим уху, вяло переговариваясь: усталость дала о себе знать только сейчас, когда за весь день впервые поели горячего, если не считать чая из термоса. Запалив нодью, лежим и, молча, смотрим в звездное небо. Бревна, обгорев, начинают медленно тлеть. Под ними алеют угли, отдавая ровное тепло, от которого начинают оплавляться и таять наши снеговые стены.
Просыпаемся на рассвете от шелеста дождя со снегом. Да что там от шелеста!.. Костер прогорел еще в ночи, и теперь нас, промокших под дождем, трясло, словно в пляске святого Витта!
– П-п-одай топор! – командует отец и рубит старую ольху из запаса на ночь. Я запаливаю бересту и подбрасываю мелкий сушняк.
Рассвет занимался в сыром терпком тумане, где вязли все звуки, приобретая насморочную чахлую немочь, которую не могли пробить даже удары топора по сухому дереву. Словно в ответ, затюкали топориком где-то на дальних островах, тоже глухо, без обычного раската по протокам и мелколесьям.
Мы разводим костер, больше похожий на пожар, и от нас идёт пар. Быстро обсохнув, пьем чай и идем к жерлицам. Флажок одной из них поднят, и около него суетится ворона, заинтересованно поклевывая обвисшую сырую ткань.
– Кы-ш-ш! – машем руками и бежим к снасти.
– Эта воровка, наверное, сдернула флажок, – ворчит отец, хватаясь за леску.
Нет, была хватка: выпутываем из коряг крупного налима, удивительно пятнистого и яркого, как экзотическая змея. Где уж он «отхватил» эти тропические краски, когда кругом по дну лишь прелые черные топляки?
Часам к девяти поднимается еще один флажок. Взвизгнула катушка и без паузы закрутилась безостановочно, постукивая на гнутой оси. Бежим, сломя голову, разбрызгивая химчулками снежную хлябь. Отец не торопится: вываживает, томит рыбину, кряхтит над лункой, как над хорошей миской наваристого борща. Мне одновременно смешно и досадно.
– Ну, чего пляшешь-то? Суй багорик. Там она. Крупная, вроде, – рокочет отец, удерживая дергающуюся леску.
Забагриваю и выволакиваю на лед… щучонку килограмма на полтора. К ее пятнистому боку петлей из лески словно пришпилило увесистую коряжину, облепленную ракушками.
– С довеском, значит… – чешет в затылке отец.
Но времени на раздумья нет. Торчит флажок еще одной жерлицы. Бежим к ней, бросим пойманную щуку на лед, так и не отцепив тройник.
Но там лишь сорван живец, и мы возвращаемся обратно. Щуки на льду не было… Не вороны ж ее унесли?! Ага, ясно. Леска уходила в лунку. Видимо, «поплясав» на льду, щука благополучно отцепилась от коряжины и нырнула обратно. Но от тройника ей избавиться не удалось. Ворча, возимся с поимкой беглянки. Это какое-то невезение! Щука опять где-то отыскала корягу и захлестнулась за нее леской. Ни с места.
– Ну, нет, голубушка! – свирепеет отец. – Не уйдёшь. Теперь я тебя из принципа!..
Он приволакивает откуда-то длинную жердину, а я бурю лунки по направлению лески. Здесь мелко, и мы тычем, цепляем палкой леску в разных положениях и режимах: то натягиваем с резким отпуском, то тормошим мелкими толчками. Когда нам все это уже порядком надоело, леска неожиданно свободно подалась вверх, и на ней вяло заходила беглая щука. Скорее всего, ей самой все надоело до чертиков, и она махнула хвостом, мол, да пропади все пропадом, сдаюсь!
И вот уже на льду бьется эта хитрая дважды пойманная щука. Убираем ее подальше и снимаем с тройника.
Александр Токарев
