Вот тебе и раз! А местные говорили, что крупной щуки в пруду не стало…
В сентябре довелось мне быть на пруду у деревни Большие Шапы. Как и большинство деревенских прудов, образовался он на месте лесной речушки. Вода в этой речушке Шапинке слезно чистая и холодная. И пруд, вобрав в себя ее воды, не заилился вконец – имел небольшое течение, песчаное русло и зеленоватую глубину. Ближе к устью Шапинки по весне попадались и налимы.
Лодку я с собой не взял, зная, что на пруду есть плоты. Найдя в камышах один из них, тяжелый и широкий, я выплыл из зарослей травы на чистину.
Вода уже прозрачная. В глубине блестели боками плотвички. В их стайки время от времени разбойно врезались нахальноглазые окуни, наводя страшную панику среди мелочи. Но щучьего «боя» не было слышно. Вероятно, щука здесь сытая, раз столько мелкой рыбёшки плещется у травы и русловой ямки. Но это не факт. Пока не проверишь – не успокоишься. Тем более, что щуки здесь много.
Прицепив уловистую «Юбилейную», делаю заброс вдоль травы, со спокойной уверенностью ожидая хватки. Еще заброс, еще… Дальше в ход пошли проверенные: «Десна», «Неман», «Шторлинг», самодельные «колебалки». Щучьих выходов не было.
Проплыв вдоль коряжистого лесного берега пруда и, оставив на дне пару блесен, с тоской окидываю взглядом неподвижную гладь пруда, на которой не было видно ни одного всплеска. Даже чайкам было лень браниться над этим теплым лягушачьим оазисом в пору «бабьего лета». Последняя надежда на окуня. Цепляю вращающуюся прибалтийскую безделушку, которой не раз соблазнялись крупные горбачи. Ниже «вертушки» оставляю на всякий случай желтую колеблющуюся блесну. Несколько забросов приносят лишь двух окунишек с ладонь.
Ближе к полудню ко мне подплыл местный рыболов на ботнике. Разговорившись с ним, жалуюсь на бесклевье.
– Ну-ка, изобрази блесну, – интересуется он.
– Да блесны проверенные, – отмахиваюсь, было.
– Давай-давай.
Достаю из воды блесну и протягиваю ему. Тот смеется. Прокуренный такой, жженный на солнце, тертый мужичок с папироской в зубах и хитринкой-занозой в подмигивающей глазу.
– Ты бы еще золотую прицепил, – ехидничает он. – Поиграй-ка, поиграй блесной в воде. Видишь, как она на солнце боками блещет. Так что подумай, студент.
И с этими словами плут отчалил, оставив облако дыма, пахнущего почему-то тряпкой, и прозрение в моей отупевшей от жары голове. Это же так просто! В прозрачной воде мои отполированные обманки скорее отпугивали рыбу.
Копаюсь в своей коробке и натыкаюсь на черную невзрачную «Десну» из набора, которую, едва купив, я сразу же убрал с глаз долой за ее, казалось, неуловистый цвет. Лежащая на самом дне коробки с припасами, она, ко всему прочему, еще и поржавела, покрылась пятнами окисла и приобрела совсем уже бросовый вид.
На точно такие же блесенки, но отливающие золотом и медью, одинаково бойко ловились остроносые щурята и крупные волжские щуки. Поэтому были эти блесны в почете, не то, что их родственница – золушка.
Первые же забросы в том самом коряжнике, который я исхлестал вдоль и поперек, принесли мне двух бледных щурят. В прозрачной воде было видно, как из-под черных ветвей и коряжин выскакивали суматошно эти самые щурята-близнецы, бросались на блесну и, не хватая, провожали ее до плота, если их не устраивала скорость проводки и игра обманки.
Заметив неподалеку от плота бурун с воронкой посередине, бросаю туда и сразу же – мягкая остановка. Видно, что это не худосочный «карандаш», обычно азартно футболящий блесну. Леска пошла в сторону. Всплеск! На поверхности показалась черная и толстая спина. Вот тебе и раз! А местные говорили, что крупной щуки не стало. Мол, какой-то арендатор по глупости спустил всю воду, а заодно – крупных щук и карпов.
Леска зазвенела, а щука вдруг пошла под плот! И тут злополучная «вертушка», болтающаяся выше блесны-замарашки, зацепилась тройником за бревно плота. Пытаюсь отцепить ее, встав на край, но намокший плот угрожающе кренится, и я отхожу к середине, тычу шестом в тройник «вертушки». Поздно! Снасть, ставшая «глухой», не выдерживает, и моя, нелюбимая прежде золушка, уходит вместе с чудо-щукой!
Беду мою видит хитрец мужичок на лодке-ботнике, но уже не улыбается, а только строго смотрит на воду, в которой вяло дремлет полуденное солнце.
