Сегодня мы на лесном озере. Дети раскапывают от снега нашу землянку, а я сажусьу лунки ловить живцов. Тут же задробило мелко-мелко, и я вытаскиваю окунишку, едва годного на живца. Ну, что же, и это хорошо. С почином! Быстро вылавливаю десятка полтора окуньков и, торопясь, иду расставлять жерлицы. Надо успеть еще найти хорошую сухостоину, напилить чурбаков и расколоть их на медово-желтые поленца, остро пахнущие сосновой смолой. А потом завалить старую березу с отвалившейся кроной. Я ее уже успел приглядеть в низине у озера. Дрова из нее конечно пустые, никуда не годные – перепревшие и смерзшиеся. Горят они дымно и без жара. Эти березовые гнилушки подкладываются уже потом, в раскаленную смольем печку, чтобы сбить алый румянец на ржавых боках. Иначе не усидишь в землянке без открытой двери. Да и слишком быстро прогорает один сушняк, вылетает в трубу с веселым гулом и треском. А в ночь требуется медленный огонь, особенно потом, когда уже прогреется жилье и соберешься спать.
Утром встаем рано, в нетерпении. Даже не завтракаем, а только пьем чай и заправляем термоса. Заря ясная. Краешек солнца показывается из-за березняка и обливает красным синий снег в низине. На бугре загораются оранжево-тепло сосны, появляется много новых оттенков и красок, не видимых до этого. Лес становится цветным и свежим. Но, пока мы собираемся, с юго-востока приходят тучи и вокруг опять все замирает в серой ватной тишине.
Идем к жерлицам. Тревожно-азартно издалека виднеются два поднятых флажка. Как рано ни вставай, все равно подъемы случаются без тебя. На одной жерлице окунек на месте, лишь поцарапан и увешан придонным мхом, а вот с катушки другой леска смотана до конца и туго натянута. Осторожно тяну ее на себя и чувствую тяжесть. Несильно подсекаю и вываживаю рыбину. Сыновья крутятся у лунки, переступают нетерпеливо. Димка держит наготове багор. Но он не пригодился.
Выволакиваю из лунки за «шиворот» щучку килограмма на два. Вообще-то, можно считать ее поимку удачей вдвойне, поскольку заметил, что по льду щука попадается самозасеком не часто, видимо, из-за того, что живец цепляется под спинной плавник. При этом щука нередко накалывается, бросает живца или срывает его безнаказанно с крючка. И здесь, на Озере, снять поутру попавшуюся самоловом щуку случается еще реже, чем, к примеру, в зоне затопления ГЭС. Но там другая проблема. Если и сядет хищница на крючок, то не всегда выпутаешь ее из коряг.
Пьем чай за удачу и сверлим лунки недалеко от берега, напротив поваленной сосны. Окунишки поклевывают весело, но крупнее ладони нет. По льду на Озере не дает Хозяин желтобоких тяжелых горбачей с брезгливо выпяченными губами, ни на мормышку, ни на блесну, ни на жерлицу, что самое обычное дело на волжских плесах. Может быть, там местный водяной более покладистый? Пробовал я в заносчивой гордости перехитрить озерного Хозяина. Было и так. Привез мальков и самодовольно-уверенно ждал хваток крупных окуней. Но мальков быстро истрепали те же «матросики» и лишь пяток двухсотграммовиков затесался среди колючей мелочи. А Хозяин озера, лукавый старик-лешак, посмеивался, наверное, в этот день, лучился добрыми морщинками, а потом все же пожалел меня, горемыку, с таким трудом добывшего малька, и подарил мне в откуп молодую щуку. Я в это время зло пил чай и ворчал на облака, похожие на глупых рыб. Было жалко мальков и сил на их поимку. Удочка лениво поползла в лунку, плюхнулась в черную воду, нырнула, снова всплыла и собралась опять нырнуть, наверное, в последний раз, как тут до меня все же дошло… Я машинально поднял удочку и вытащил килограммовую щуку на леску толщиной пятнадцать сотых миллиметра… Видимо, на малька, одного из последних оставшихся, взял окунек, а затем и – откупная подарочная щука.
И сейчас я не ждал клева крупных окуней, зная характер Озера. Наверное, это неспортивно – ловить остроглазых бойких рыбешек, изначально зная, что крупнее их ничего не клюнет. Но для меня ловля окунишек – лишь предлог для встречи с Озером и его тихой жизнью. А если и даст Хозяин хоть одну озерную золотую щуку, она весомей для меня пяти волжских крокодилов.
Обратно выходим в неожиданно ясный закат. Солнце пробилось, наконец, из-за туч. Дорога пустынна, но мы ждем Федорыча – человека доброго, простого, невысокого, сухого в теле, но на удивление сильного и молчаливого. Он – бывший «афганец». Слышится тихий шум двигателя. Из-за поворота показывается красная «восьмерка». Машина, мигнув фарами, разворачивается и подъезжает к нам. Мы едем домой.
Александр Токарев
