Этот эпизод стоил мне долгих насмешек. Не надо, наверное, рассказывать о чувствах, охвативших меня в эту минуту. Любой рыболов меня поймет…
День открылся мутно, забрезжил едва-едва сквозь терпкий белесый туман, настоянный на талом снеге, жухлых травах и горечи сырой липовой коры. Над далеким правым берегом Чебоксарского моря зависли тяжелые грязно-серые тучи, подсиненные снизу. Они, медленно двигаясь, закрыли последние оконца чистого неба, и надо льдом воцарилась ватная тишина, а затем по изъеденному снегу зашелестела долгая морось.
Жерлицы у меня выставлены в конце острова, по стороне, обращенной к Волге. Под песчаным обрывом лежат топляки, разлапистые пни, торчат перепутанные обнаженные корни еще живых деревьев. Берег постоянно разбивает накатом волн, приходящих с самой широкой части рукотворного моря.
Погода, казалось бы, самая что ни на есть щучья. Теплая оттепельная пасмурь, ветер – южный, юго-западный, да и он, рыбный ветерок, почти не ощущается. Но флажки жерлиц уныло висят на катушках. Вот уже минуло одиннадцать часов, полдень. Ни подъема!.. Перемена погоды?.. Об этом вроде бы ничего не говорит. Хотя… Отвратительно клюет «белая» рыба. Едва наловил полтора десятка сорожек. «Вымучивал» каждую из обязательно свежей лунки. А потом клевать перестало совсем, даже ерши отстали от насадки.
Вскоре и слабый ветер стих до полного звенящего штиля. Все замерло, оцепенело в ожидании чего-то непонятного, душно-тяжелого, которое, кажется, зависло над каждой живой душой, маленькой и большой. Даже вороны, откричавшись хрипло-базарно, потянулись куда-то в сторону островов с высоким лесом, еще крепким на корню. Скучный метеоролог, далекий от лирики, объяснил бы все это просто: мол, давление упало, и все дела… Но как описать и объяснить тревожное ощущение надвигающегося Нечто, таящегося где-то за тяжелой синюшной пеленой туч?..
И тут послышался мерный грозный гул, идущий с противоположной стороны. Ветер в какие-то двадцать-тридцать минут поменялся с южного на северный и пришел уже неистовый, холодный, как лед, бескомпромиссный, обжигающий лицо. Мокрый плащ сразу превратился в жестяной панцирь, гулко гремящий на ветру.
Я прошелся по жерлицам, разворачивая катушки навстречу ветру, чтобы не сбивало флажок. Ни одна из катушек уже не вращалась, они примерзли к стойкам в считанные секунды.
Вокруг потемнело, берега скрылись в пелене косо падающего снега. Я едва различал вереницу жерлиц, закрываясь от колких злых снежинок, обжигающих лицо. Пора, видимо, к жилью. Толку сегодня не будет на неожиданном изломе погоды с оттепели на эту ледяную нежить-круговерть. Собрав рюкзак, без сомнения оборачиваюсь спиной к острову. Что может клюнуть-взять в такую погоду? Но краем глаза вроде бы вижу сквозь снежную муть трепещущий на ветру флажок. Ветром сбило?.. Но проверить надо на всякий случай. Отворачиваясь от ледяного северяка, подхожу к жерлице и вижу, что леска с катушки уже смотана до конца. В снежной завесе я и не видел вращения катушки. После ненужной, в общем-то, подсечки, на леске заворочалось что-то невероятно тяжелое и сильное. Приходится отпускать рыбину на туго натянутой леске, бегущей сквозь мерзнущие на ветру пальцы. После нескольких минут этой борьбы руки почти онемели, а рыбина так и не сдается. Наконец подвожу ее к лунке, а в висках бьется безнадежная мысль: на льду я один и помочь некому, если это чудище не пройдет в лунку. Так и вышло. Нащупываю багориком щуку под кромкой льда, засекаю и пытаюсь завести ее в лунку. Куда там!.. Словно в стену уперлась и заворочалась на багре с еще большей яростью. А я и рук своих уже не чувствую. Рывок!.. Резкий поворот вокруг оси, и багорик, провернувшись в онемелой ладони, выскальзывает и исчезает в лунке. Именно исчезает, словно его ветром сдуло! Я даже не успеваю его перехватить… Так и не увиденная, тяжелая и бешено сильная щука уходит восвояси вместе с моим остро заточенным багром «телескопом»… Не надо, наверное, рассказывать о чувствах, охвативших меня в эту минуту. Любой рыболов меня поймет. И лучше не переводить слов «прощания», посланных вслед окаянной и, наверно, отчаянно красивой щуке…
(Этот эпизод стоил мне долгих насмешек со стороны ехидного отца. Мол, как это щука могла багор у мужика выбить?.. Но не прошло и двух сезонов, как точно такой же случай произошел и с ним. Но он был не один, и не подвела леска. Батя всегда ставил ее с запасом. Щука точно так же выбила у него багорик, но зависла на толстенной жилке 0,8 мм. Брал я ее своим багориком, а батя потом смастерил страшенный крючище с кривой ручкой, очевидно, – от инвалидной клюшки…).
Александр Токарев
